Вторник,
23 апреля
Статьи
«Чтобы подобное никогда не повторилось…»
Тридцать лет… Это много или мало? За это время в жизни людей происходит множество событий значительных и не очень, вырастают дети, появляются на свет внуки. Жизнь идет своим чередом. Но те события, которые случились три десятилетия назад в Чернобыле, навсегда остаются в памяти каждого, кого сегодня называют чернобыльцами.
Когда-то Чернобыль, Припять - это утопающие в зелени города с удивительной красотой полесской природы. Но не такими предстали они перед ними, ликвидаторами. В преддверии 30-й годовщины Чернобыльской катастрофы издание НП публикует цикл воспоминаний лисичан-ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС.
...
В истории атомной энергетики чернобыльская авария до сих пор остается самой масштабной, как по количеству задействованных в ней ликвидаторов, так и по количеству жертв и ущербу, который был нанесен экономике Украины и соседних стран. В первые дни после взрыва в четвертом энергоблоке люди, живущие в радиусе 30 км от АЭС, были вынуждены навсегда покинуть свои дома. По данным официальных источников, эвакуации подлежали свыше 115 тысяч человек. Были загрязнены около 5 миллионов гектаров земли, большая часть из которых – сельскохозяйственные угодья. Более 600 тысяч человек приняли участие в ликвидации, а фактически – минимизации последствий произошедшего.
Александр Медведев после демобилизации из армии пошел служить в пожарную охрану. «Я находился на службе по охране НПЗ, когда поступил приказ о направлении в зону отчуждения. На сборы дали три дня», - рассказал он. Сводную группу, в которую вошел Александр Дмитриевич, поездом отправили в Киев, потом автобусами в город Иванков, что в 50 километрах от Чернобыля. В Иванкове сменили гражданскую одежду на армейскую форму и направили служить в Чернобыль.
Сергей Романов попал в Чернобыль, уже имея диплом Днепропетровского химико-технологического института и воинскую специальность «командир взвода радиационно-химической разведки». Он работал старшим оператором установки серы на Лисичанском НПЗ, когда из военкомата пришла повестка на сборы по ликвидации аварии на ЧАЭС.
...
Михаил Хотенчан попал в Чернобыль в октябре 1987-го. За плечами - обучение в Рубежанском химико-механическом техникуме, служба в армии, потом снова учеба - в Днепропетровском химико-технологическом институте. Молодым специалистом Михаил Владимирович пошел работать на содовый завод, откуда и был призван ликвидировать последствия аварии на ЧАЭС.
«Моя военная специальность - химик-дозиметрист. Меня и еще четверых лисичан направили в Луганск, оттуда в Киев, потом на сборный пункт в Белой Церкви. По распределению я попал в село Карагот, где стоял отдельный инженерно-саперный батальон. Это в 12 километрах от станции», - рассказал Михаил Владимирович.
67 суток пробыл в тех местах Михаил Хотенчан. За это время - 63 выезда на саму станцию, где работали по 12 часов, и всего два выходных. Их служба занималась химической разведкой. Прежде чем выводить на объект людей для выполнения каких-то работ, химики-разведчики делали там съемку радиационной зараженности, рассчитывали среднюю дозу облучения и готовили заключение, сколько времени в этой местности можно было находиться людям.
«В частности, я работал на объекте «Стройбаза» буквально в 100 метрах от самого реактора. Сейчас на этом месте строится новый объект «Укрытие», - поделился воспоминаниями ликвидатор. - Много довелось работать на могильниках, где проводилось захоронение зараженной техники. Возле Припяти было несколько гаражных кооперативов. После аварии на ЧАЭС машины остались там, в гаражах. Нашей задачей было провести там дезактивацию во избежание мародерства. «Жигули», «Москвичи», «Волги» выстраивались в ряд, по ним проезжала военная техника, спрессовывала, потом все это вывозилось на могильник - 30-40-метровый котлован, где всю эту груду металла складывали в несколько этажей, закапывали, засыпали песком, а потом проверяли радиационную обстановку».
Самые неприятные воспоминания, по рассказам Михаила Владимировича, о поездках на центральную базу по обеспечению химическими материалами. База находилась в поселке Бородянка. Трасса туда пролегала через пустые, заброшенные села, которых по дороге было десятка два.
«Жутко ехать по мертвым селам. Дома, ворота, колодцы, магазины – и ни одной живой души… Был случай. У нас закипел радиатор в одном из таких сел, водитель побежал за водой к колодцу, а я вышел пройтись вдоль улицы. Заглянул за одни ворота - стоит будка, а на цепи скелет собаки. Уезжали люди впопыхах, а собака осталась и умерла голодной смертью», - рассказал он.
После возвращения здоровье Михаила Хотенчана пошатнулось, стал часто терять сознание, не мог переносить солнце, долго лечился. Не прошли те 67 дней бесследно. Сейчас он уже на пенсии, занимается общественной деятельностью . Сегодня он - заместитель председателя городской общественной организации «Ветераны Чернобыля г. Лисичанск», а также уже много лет - заместитель председателя первичной организации ветеранов содового завода. «Главное, - говорит он. - Чтобы подобное никогда не повторилось, и наши потомки знали об этом только по нашим рассказам и страницам истории».
...
Александр Медведев после демобилизации из армии пошел служить в пожарную охрану. «Я находился на службе по охране НПЗ, когда поступил приказ о направлении в зону отчуждения. На сборы дали три дня», - рассказал он. Сводную группу, в которую вошел Александр Дмитриевич, поездом отправили в Киев, потом автобусами в город Иванков, что в 50 километрах от Чернобыля. В Иванкове сменили гражданскую одежду на армейскую форму и направили служить в Чернобыль.
«Разместили нас в двухэтажном общежитии по четыре человека в комнате, распределили по секторам на станции и выдали талоны на питание. Столовая располагалась в брошенном детском саду. Впечатление жуткое: стоят детские кроватки, везде разбросаны игрушки. А ведь не так давно здесь шумели ребятишки… То же можно сказать и обо всем Чернобыле. В городе, кроме военных и милиции - никого. Зияют дыры открытых окон, шторы ветром гоняет - страшно смотреть», - поделился воспоминаниями чернобылец.
Александр Дмитриевич приехал в Чернобыль спустя три года после аварии. Он вспомнил, как впервые попал на ЧАЭС: «Станция уже работала, основные разрушения ликвидированы, машинный зал уже был уже отделен бетонной стеной 5-метровой толщины. Стена была выкрашена серой краской, и у нее стояли венки с именами двух человек, погибших при взрыве. Это Валерий Ходымчук, который остался под обломками, и Владимир Шашенок. Он скончался от переломов позвоночника и многочисленных ожогов утром 26-го в Припятской медсанчасти».
На станции группе прибывших пожарных инспекторов выдали запаянные пропуска, другую одежду, бахилы. Сначала службу несли посуточно, потом перевели на 12-часовой режим работы. В задачи пожарных входил контроль пожарной безопасности на объектах станции.
«Каждому из нас выдавали по три контрольных дозиметра и один накопитель для определения полученной дозы облучения, и заведена книжка, в которую вносили данные об облучении. Надо сказать, что нормы вписывались заниженные. Мы подозревали, что это именно так, поэтому однажды на ночном дежурстве открыли дверь в четвертый энергоблок, кстати, тогда мы и увидели воочию эти развалины и руины, и оставили там на ночь один из дозиметров. А утром дозиметрист записал по всем приборам одинаковые дозы», - рассказал ликвидатор.
На станции Александр Медведев отслужил полгода. Вахта: месяц там, месяц дома. Те три месяца, которые он пробыл на ЧАЭС, значительно повлияли на состояние здоровья. «Стало резко повышаться давление, возникли проблемы со слухом. Я проходил курсы лечения в реабилитационном центре в Киеве, в Луганске в госпиталях, и так по сегодняшний день», - поделился Александр Дмитриевич.
С годами государством все меньше уделяется внимания чернобыльцам. А на самом деле ликвидаторы - это герои, прошедшие войну, которой доселе не знало человечество, войну с невидимым врагом.
Сегодня Александр Медведев занимается общественной деятельностью, оказывает помощь городскому краеведческому музею в оформлении экспозиции, посвященной чернобыльской трагедии, встречается со школьниками и молодежью, чтобы рассказать правду о днях, проведенных на Чернобыльской АЭС.
...
Сергей Романов попал в Чернобыль, уже имея диплом Днепропетровского химико-технологического института и воинскую специальность «командир взвода радиационно-химической разведки». Он работал старшим оператором установки серы на Лисичанском НПЗ, когда из военкомата пришла повестка на сборы по ликвидации аварии на ЧАЭС. Сначала Сергей Романов был направлен в 25-ю бригаду Киевского военного округа военной части 34979 в село Ораное на границе 30-километровой зоны, потом командирован в военную часть 59828, которая дислоцировалась на ЧАЭС в ОГОЗ (особой группе особой зоны) на должность заместителя коменданта АБК-2 третьего энергоблока.
Работа Сергея Романова заключалась в разведке и контроле радиационной обстановки, проведении работ по дезактивации зараженных участков и объектов и санобработке личного состава воинских частей, выполняющих работы на станции. Ежедневно по 12 часов без выходных Сергей Владиславович и его сослуживцы работали на территории станции, отдыхали в бункере строящегося пятого энергоблока, питались вместе с обслуживающим персоналом. Тогда еще работал первый энергоблок.
"Вспоминаю те дни, и больше всего поражает нестыковка теории и практики борьбы с радиацией. Сколько мифов развенчано… - акцентирует Сергей Романов. - Вот, говорят, Припять - полностью зараженный безжизненный город. Но даже в тот момент (я имел возможность выезжать, замерять радиационную обстановку) были места совершенно чистые. Бывало, в магазин зайдешь, измеришь фон - чище, чем в полку, взял пару пачек сигарет себе и командиру и пошел. То же и в 30-километровой зоне. Ведь не везде уровень радиации одинаковый был. Куда ветер дул во время аварии, где осела радиация или било лучом гамма-излучение, там и было заражение".
Рассказал Сергей Владиславович и о технике, которую применяли при ликвидации аварии на ЧАЭС: «В теории считалось, что танк - самое защищенное средство, альфа-излучение не сможет проникнуть внутрь через толщу брони. Но практика показала противоположный результат, танк оказался наименее защищенным от радиации. Причина простая – для работы двигателя танка нужен воздух, кислород. Танк берет его извне. Зараженный воздух попадает в замкнутое пространство, и весь экипаж поражается концентрированной дозой ионизирующего излучения. А вот БРДМ 2РХ (боевые разведывательные дозорные машины) у нас были – совсем другая ситуация. В них предусмотрена система вентиляции, за счет действия которой внутри машины образуется избыточное давление и пыль извне никак не попадает. Экипаж защищен».
Ошибочность теоретических знаний того времени в области радиационной безопасности стала ценой многих жизней и здоровья ликвидаторов.
«На первых порах мы пользовались такими допотопными приборами ДП-3Б, у которых погрешность плюс и минус 15%, а в сумме – 30%. Измеряли гамма-излучение, а самую большую опасность для личного состава на самом деле представляло бета-излучение. От гамма-излучения спасает броня, бетон, кирпич, а от бета-излучения – обыкновенное обмундирование, однако, попадая через кожу или дыхательные пути, оно навсегда остается в организме человека. А приборов для измерения бета-излучения не было. Когда к нам поступили радиометры КРБГ и их нужно было испытать, мы сделали для себя еще одно открытие. В санпропускнике АБК-2 располагался наш штаб – комната, полностью заложенная кирпичом, защищенная свинцом. Несколько раз в день в санпропускнике делалась дезактивация. В чем она заключалась? Фактически это обыкновенная влажная уборка, только с добавлением пены. Полы еще не высохли, включили мы КРБГ, чтобы проверить уровень бета-распада. Оказалось – 1200 распадов в минуту при допустимой норме в 800. Я сразу понял, что «попал», ведь мы там все время находились. Так это зимой было, а я как представил, что летом там творилось - пыль поднималась, и люди этим дышали, заражались. А из средств защиты - только обыкновенный лепесток - и все», - рассказал Сергей Романов.
Поведал ликвидатор еще одну из историй, связанных с Чернобылем. Довелось ему познакомиться с военным, который одним из первых попал на ЧАЭС после аварии, тот и рассказал, как это было.
Суток за трое до случившегося на электростанции, под Киевом произошла крупная железнодорожная катастрофа – столкнулись два товарных состава, и их полк двое суток растаскивал обломки сошедших с путей поездов. Потом на отдых, как вдруг – опять тревога. Военнослужащие думали, что снова на разбор завалов отправят, а оказалось – выезд на Припять. Ехали – весна, выходной, все цветет, люди свадьбы играют. А прибыли на станцию – ужаснулись, приборы зашкаливают. Один круг этот военный на машине вокруг станции сделал, доложил обстановку вышестоящим органам. За это ему дали орден Боевого Красного Знамени, а в наградном листе написали: «За освоение новой боевой техники». Такая история.
После Чернобыля здоровье Сергея Владиславовича стало ухудшаться. В 1990 году он провел 25 дней в отделении лучевой терапии Центра радиационной медицины в Киеве, получил третью группу инвалидности. В 1996-м ситуация еще более усугубилась – присвоили вторую группу, связанную с выполнением служебных обязанностей по ликвидации аварии на ЧАЭС. Сейчас снова стоит вопрос об операции на сердце. Не прошли бесследно те 38 суток на станции.
В 1990-м Сергей Романов принимал участие в создании общественной организации «Союз Чернобыль», впоследствии возглавлял ячейку этой организации на нефтеперерабатывающем заводе. Сегодня он – член правления Лисичанской организации «Ветераны Чернобыля». А самое главное – Сергей Владиславович – «богатый» дедушка, троих внуков и двоих внучек растит.
«Главное, - говорит он, - делать все возможное, чтобы не было таких катастроф, ответственнее относиться к этому, максимально исключать влияние человеческого фактора. Авария на ЧАЭС показала, к каким последствиям может привести малейшее нарушение правил эксплуатации, техники без-опасности, непродуманность принятых решений и отступление от действующих правил. А для нас, чернобыльцев, главное – больше здоровья, меньше болезней».
...
В середине июля 1987 года Игорь Хричов воочию увидел последствия Чернобыльской катастрофы. Всего год назад он демобилизовался из армии. Успел жениться. Родился сын.
«С 11 на 12 июля к нам приехали прямо домой из военкомата и забрали меня, не предупредив, куда и зачем. Мне тогда было всего 22 года», - так начал свой рассказ Игорь Иванович.
Попал он в отдельный батальон химической защиты. Военная часть дислоцировалась в селе Ораное. Эта местность считалась чистой зоной. Как и многие другие ликвидаторы, Игорь Хричов сразу почувствовал влияние радиации на организм – першение в горле, малоприятный привкус металла во рту. «Лето… А состояние такое, как будто простуда начинается. Недомогание, вялость», - вспоминает чернобылец.
Игорь Хричов нес службу в качестве водителя двух (а впоследствии трех) автомобилей. Сначала ездил на водовозе (заправлял баню водой) и продуктовом «Зиле-157». Потом добавилась еще одна машина, для перевозки людей.
«Довелось мне во время службы побывать в Днепропетровске. Не знаю, делается сейчас таким образом или нет, но в то время были военные части, где стояла законсервированная техника. И вот, отправили нас в Днепропетровск получать новенькие «Уралы». За все время, что я провел в Чернобыльской зоне, единственное хорошее воспоминание – это именно эта по-ездка. Туда ехали по Днепру. Красота необыкновенная…», - поделился воспоминаниями И. Хричов.
Весь транспорт тогда был разделен на две категории: грязный и чистый. Из военной части чистые машины доезжали до промежуточной базы, там люди переодевались, пересаживались на грязные машины (те, которые уже работали на станции) и ехали непосредственно в зараженную зону. «Надо сказать, что у меня в кабине «чистой» машины - 2,5 рентгена в час светило. А что тогда в грязной было? Вот так и ездили», - с горечью отметил ликвидатор.
У Игоря Ивановича 34 выезда на станцию, на третий АБК. «Что интересно, на станции верхние коммуникации, которые должны располагаться не ниже четырех метров от земли, находились так низко, что рукой можно было достать. А на самом деле это асфальт уже был накатан такой толщины, - рассказал он. - Перед станцией нас высаживали, и мы пешком добирались до АБК-3. Там переодевались и получали наряды на выполнение работ. Неприятное впечатление вызывала одна картина: заезжаешь, а там КрАЗ старого образца, весь обтянутый листовым свинцом. Кабина – свинцовая капсула, окошко маленькое, как в бэтээре амбразура. И этот КрАЗ стоит, как постамент, напоминая каждому, где тот находится и насколько это опасно. Но, несмотря ни на что, мы выполняли свой долг».
Игорь Хричов отслужил в Чернобыльской зоне почти три месяца, с 12 июля по 2 октября. Как он рассказал, к этому времени в силу вступили изменения в законодательстве, которые предусматривали запрет на привлечение к работе в зоне отчуждения и безусловного отселения лиц в возрасте до 35 лет.
«Как у нас получилось? Смена не пришла, и случился бунт. Люди были расстроены, домой хотели ехать. Просидели так две недели в части, пробездельничали. На станцию уже не возили, потому что молодые, нельзя. И домой не отпускали – смены нет», - констатировал Игорь Иванович.
Приехав домой, он пошел работать в 3-й цех клиновых ремней завода РТИ. Сейчас Игорь Иванович на пенсии, занимается общественной деятельностью, возглавляет организацию «Ветераны Чернобыля» в Лисичанске.
На вопрос, с какими словами он хотел бы обратиться к чернобыльцам и всем жителям города, Игорь Хричов ответил так: «Хочется, чтобы у нас был порядок, у людей была работа. А главное, чтобы мир был».
В армии Михаил Потемин служил в роте химзащиты. Специальность - химик-разведчик. После демобилизации парень пошел работать на шахту.
...
"В 1988-м третьего августа у меня как раз начался отпуск. И в первый же день пришла повестка. Приехал в военкомат с документами. Посмотрели в военный билет – химик-разведчик.
– Нам такие люди нужны!
– А куда нужны?
– В Чернобыль", - рассказывает Михаил Александрович.
Вот так вместо отдыха ему пришлось ехать в зону отчуждения.
"Попали мы с ребятами в Краснознаменный Киевский округ. Полк стоял в селе Ильинцы", - вспоминает он.
В первых числах августа М. Потемин был направлен в Чернобыль и находился там до 10 октября. Сначала как химик-разведчик работал на контрольно-радиационном пункте в селе Диброво на проверке выезжающих из зоны заражения машин. Потом непосредственно в Чернобыле, на четвертом энергоблоке станции.
«Работы разные выполняли. Как работали? Привозят нас на станцию, размещают в укрытии. Приходит старший: «Кто там следующий? Ты, ты и ты». Пробежал по коридору, выполнил задание - и по звонку бегом назад. На все тебе дается три минуты, включая путь туда и обратно. Дольше всего смена длилась 15 минут. Остальное время сидим в укрытии, ждем», - так прозаично спустя годы описывает свою работу в Чернобыле ликвидатор.
По его словам, степень заражения каждому в документы писали меньшую, чем была на самом деле. Вообще-то, этого и не скрывали.
«Как только мы приехали, выстроили нас и сказали: «Ребятам, которые уезжают, по двести бэр писали, а вам по сто будем писать. Наберете свою дозу, тогда домой поедете», - делится наболевшим Михаил Александрович.
Два с половиной месяца он и его сослуживцы «набирали дозу», из них месяц ликвидатор провел на станции. О работе на самой ЧАЭС воспоминаний у чернобыльца немного, ведь большую часть времени занимало ожидание короткой смены.
«Правда, пришлось мне даже опускаться в шахту разрушенного энергоблока, под бетонное укрытие. А в основном – пробивали тоннели, по которым потом запускали жидкий азот для охлаждения реактора, - вспоминает о днях, проведенных на станции, Михаил Александрович. - Потом перевели меня, на машину сел, возил со станции людей, воду минеральную возил работающим. Повезло… А некоторые ребята, с которыми я начинал работать, до отъезда домой продолжали работать на станции. Многих из них уже и в живых нет…».
Так же, как и другие ликвидаторы, вскоре после приезда из Чернобыльской зоны Михаил Потемин почувствовал, что здоровье начало сдавать. Череда больниц, потом группа по инвалидности. После Чернобыля у Михаила Александровича родилась дочь. О ней он отзывается с воодушевлением и гордостью: «Активная, успешная, танцами восточными занимается…».
Жизнь продолжается, а память все равно упорно хранит воспоминания о днях, проведенных в зоне отчуждения…
...
Анатолий Кобыляцкий одним из первых лисичан был направлен в Чернобыль на ликвидацию последствий катастрофы. Когда случилась авария на ЧАЭС, Анатолий Дмитриевич работал старшим инспектором профилактики 28-й военизированной части 2-го военно-пожарного отряда Лисичанска, имел звание старшего лейтенанта. На основании телефонограммы ГУПО МВД Украины была сформирована группа инспекторов государственного пожарного надзора Луганской области в составе 20 человек, в которую вошел и Анатолий Кобыляцкий.
Третьего июня - инструктаж, четвертого - вылет самолетом в Киев, и уже пятого июня 1986 года группу автобусом доставили в город Иванков, а оттуда - в Чернобыль, где размещался штаб противопожарной службы 30-километровой зоны отчуждения.
«Там нас разделили на подгруппы по 4-5 человек, - вспоминает Анатолий Дмитриевич. - Наша подгруппа состояла из четверых, из которых, надо сказать, двоих уже нет в живых. Это Юрий Васильевич Пугачев и Михаил Николаевич Колесников. Все мы были из Лисичанска, 2-го отряда ВПО, только из разных подразделений».
Пожарным инспекторам, поступившим в распоряжение руководства штаба пожаротушения, разъяснили служебные обязанности, которые должны выполняться, поселили в общежитие технического училища в городе Чернобыле. И в этот же день всю группу повезли на ЧАЭС для ознакомления.
С 5 июня 1986 года и пошел отсчет времени, которое Анатолий Кобыляцкий провел на станции. До 26 июня ежедневно, без выходных, по двенадцать часов в сутки группа инспекторов государственного пожарного надзора выполняла пожарно-профилактические работы на ЧАЭС, а возвратившись со станции, находилась в боевом резерве при штабе противопожарной службы города Чернобыля в здании городской пожарной части. Безвыездно, в течение 22 суток пожарные работали в зоне с высоким уровнем радиации. За это время Анатолий Дмитриевич получил дозу облучения в 17,43 бэр.
«Мы были обязаны ежедневно контролировать, как выполняются правила пожарной безопасности при производстве огневых и электросварочных работ на ЧАЭС, производить контроль радиационной обстановки, составлять карты замеров уровня радиации согласно маршруту, докладывать в штаб ГО на Чернобыльской АЭС. Также нами осуществлялся надзор за противопожарным режимом в помещениях 1-го, 2-го и 3-го энергоблоков, в машинных залах, административно-бытовых корпусах и на прилегающей к энергоблокам территории. Кроме того, мы проводили пожарно-техническое обследование зданий и сооружений и установок пожарной автоматики», - рассказывает чернобылец.
Как только пожарные инспекторы приехали на станцию, они мгновенно начали ощущать недомогание. Вроде бы и здоровы, а в горле першит, привкус во рту неприятный. «И самое жуткое зрелище - город абсолютно пустой, - вспоминает Анатолий Дмитриевич. - Смотришь, белье висит, сохнет, окна открыты, яблони везде, зелень бушует, и ни единой живой души. Одно из самых сильных впечатлений оставил у меня желтый лес. Где радиационное облако перемещалось, везде под ним полностью пожелтела и пожухла листва. Желтая полоса среди зеленого леса. Еще поразила разруха на станции. Вот, совсем рядом – мирная спокойная жизнь, а попадаешь в этот хаос, и не верится, что такое вообще может быть. В машзале третьего энергоблока работаем - пожарная сигнализация орет, мигает - кровь леденеет в жилах».
Вернувшись с «передовой», Анатолий Кобыляцкий вскоре почувствовал, насколько работа на ЧАЭС негативно отразилась на состоянии его здоровья. В 1990 году региональным экспертным советом УВД в Луганской области была установлена связь заболеваний чернобыльца с выполнением работ по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. А в 1994-м Анатолий Дмитриевич был уволен из органов МВД по состоянию здоровья (инвалидность 2-й группы).
А. Д. Кобыляцкий наряду с другими лисичанами-ликвидаторами Анатолием Никишиным, Сергеем Романовым, Владимиром Мишиным, Валентином Швецом стоял у истоков создания в городе общественной организации «Союз Чернобыль».
«Такая организация, без сомнения, нужна была в Лисичанске. Надо было заниматься ведением учета чернобыльцев, ведь мы даже не знали, сколько нас в городе. Для начала даже ездили в Попасную, где такая организация уже существовала, опыта набираться. И потом помощь чернобыльцам всяческая нужна была, в первую очередь в восстановлении здоровья, - констатировал ликвидатор. - Трудно оценить вклад отдельно взятого человека в дело ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы, но каждый из нас честно выполнил свой долг. При этом нет таких, для кого работа на ЧАЭС обошлась без последствий. Кто подорвал здоровье, стал инвалидом, а кого и в живых уже нет».
Воспользовавшись случаем, вспомнил Анатолий Кобылянский о коллегах из 2-го военно-пожарного отряда Лисичанска, которые одними из первых в Лисичанске стали ликвидаторами аварии. Это В. А. Алимов-Чумаков, В. Ф. Лапин, Н. Г. Жук, С. М. Симоненко, А. В. Рябуха, В. П. Кругликов, В. И. Капитула.
«Эти люди уже в июне 1986-го боролись с последствиями аварии в Чернобыле. Всего из Луганской области в зону отчуждения было направлено 464 сотрудника подразделений пожарной охраны. И очень хочу пожелать всем чернобыльцам, их семьям, членам семей умерших ликвидаторов крепкого здоровья, терпения, удачи и благополучия», - подытожил он.
...
Владимир Кравец, уже 30 лет житель Лисичанска, родом из села Новопетриковка Великоновоселковского района Донецкой области. Оттуда призывался в армию. После Славянского сельскохозяйственного техникума работал в колхозе механиком. Ему было всего 23, когда волею судьбы пришлось оставить на время работу, жену с еще совсем маленькой дочкой и ехать в Чернобыльскую зону. Это было в августе 1986-го.
«Мы знали о Чернобыльской аварии, но, то ли в селе меньше разъясняли, то ли некогда было особо в детали вникать, ведь работа в колхозе – подъем в четыре утра, отбой в десять-одиннадцать вечера, как-то не доходило, насколько серьезным было то, что случилось на ЧАЭС, - вспоминает Владимир Иванович. - Вечером 12 августа секретарь сельсовета вручил мне повестку, а 13-го я должен был уже быть в военкомате с вещами. В повестке: «Призывается на 180 суток для прохождения переподготовки». У меня она до сих пор сохранилась. А 13 августа председатель колхоза дал автобус, проводили, и поехал я в военкомат. Из нашего села я первый был».
В военкомате сформировали группу и автобусом направили людей в Донецк. Там из двухсот собравшихся отобрали 120 человек - и в самолет на Белую Церковь, остальных отправили по домам. Владимир Кравец вошел в эти 120.
«Уж что мне было более всего не по душе, так это перелет. Самое ужасное событие, учитывая, что я вообще не переношу полеты, а тем более приземление - на голову, на уши давит… Но уже в шесть утра 14 августа я был в части - 25-й бригаде, дислоцировавшейся в селе Ораное», - делится Владимир Иванович.
И с 14 августа у чернобыльца пошел отсчет дней, проведенных в зоне отчуждения. В общем итоге довелось ему пробыть там 22 дня - с 14 августа по 5 сентября. За это время В. Кравец два дня был дежурным по роте, в остальные дни - выезжал на станцию.
«Почему всего 22 дня? Дозу набрал быстро. По норме у нас было 1,6 рентгена в сутки. 25 рентген набираешь, и домой. К тому же, я из тех немногих, кто работал на крыше третьего энергоблока. Плюс из первой сразу в третью смену могли поставить, в три смены работа шла», - уточняет ликвидатор.
Хотя военная специальность у Владимира Кравца была «химик-разведчик», работать пришлось в основном лопатой.
«Попал я в батальон санобработки. Наш батальон непосредственно занимался санитарной обработкой и очисткой крыши третьего энергоблока. Работали с 4 часов утра в три смены. Смена максимум две-три минуты. Иногда всего 50 секунд. Всю грязь, обломки и графит, которые разлетелись при выбросах из реактора, мы сбрасывали в ящики размером полметра на метр. Рядом работал робот, похожий на луноход, с одной «рукой» - манипулятором, который эти ящики сбрасывал на землю. Сейчас в интернете можно фотографии этих роботов увидеть. И все равно понимание было, что быстрее надо все сделать. Для личного состава хорошо - домой быстрей поедешь, и для всей страны хорошо - скорее саркофаг закроется», - рассказывает чернобылец.
Будни в Чернобыле были однообразными. Дорога из Ораного на станцию – 30-40 минут, в пять утра уже на центральной проходной. Затем в банный отсек в АБК-1, там смена обмундирования.
«Нам давали на смену такую же одежду, только пропитанную каким-то химическим составом. По ощущениям, липнущую к телу, как будто не выполосканную от стирального порошка. На ноги – сапоги-чулки из ОЗК (общевойскового защитного комплекта), на лицо – противогаз. Спереди и сзади - щиты свинцовые 1,5-2 сантиметра толщиной. Они закрывали тело, включая половые органы. А сверху еще плащи прорезиненные. Тяжело и очень жарко в обмундировании было, - вспоминает Владимир Иванович. - На третьем энергоблоке на отметках в 50-70 метров стоят блоки, обшитые свинцом. Там уже очередь, кому за кем на крышу лезть. Сначала разведчики делают замеры, определяют, сколько времени можно на крыше находиться, потом нас выпускают. А дозиметры нам даже не давали, они на крыше зашкаливали. Офицеры на мониторе наблюдают, что на крыше делается, и показывают перед выходом место, где работать, куда робота подгонят. Это для того, чтобы быстрей сориентироваться. Взбираешься на крышу - и бегом в указанное место, быстро лопатой кидаешь, гудок прозвучал (на шахте подобные есть) – и бегом обратно. Смена закончилась. Снова в баню и в часть. Надо сказать, нам шли навстречу. Чтобы лишнее время на станции не находиться, разрешали попутками уезжать в часть и не ждать окончания смены всей группы».
А в части - палаточный городок, дежурства, разводы, марши, построения, проверки, все по расписанию, в общем, все, как в армии.
Во время пребывания в зоне отчуждения довелось Владимиру Кравцу дважды побывать в ХОЯТе (хранилище отходов ядерного топлива). Там в резервуарах с водой хранятся использованные 10-12-метровые стержни с остатками ядерного топлива – урана-235.
«Вокруг станции – пруды для забора воды. Там же располагалось и хранилище. И через забор можно было увидеть город Припять. В Припять нас не пускали, а Чернобыль был в стороне, поэтому там тоже не довелось побывать», - делится чернобылец.
Когда Владимир Кравец вернулся домой, сразу получил двойную путевку в санаторий – от района и от колхоза. «Зарплату в пятикратном размере получил, по тем временам 750 рублей – хорошая сумма была, учитывая, что оклад механика был 150 рублей. В октябре 1986-го я приехал из санатория, а в конце ноября уже переехал в Лисичанск. Жена училась в Луганске, и, чтобы не прерывать ее учебу, мы приехали сюда. Устроился на стройку нефтеперерабатывающего завода, получил комнату в общежитии, а потом и квартиру, - рассказывает ликвидатор. - До декабря 1987-го здоровье не давало о себе знать, а потом пришлось лечиться. В 1991-м мне третью группу инвалидности назначили, а в 2007-м – уже вторую».
Сейчас Владимир Иванович на пенсии, у него три взрослые дочери. По мере возможности он принимает участие в делах общественной организации чернобыльцев. И, несмотря на все, что довелось увидеть и пережить в зоне отчуждения, с увлечением рассказывает об этом. Чтобы потомки знали и помнили…
Подготовила Эвелина Богданова
Комментарии
Комментариев еще нет. Можете стать первым!